В годы, когда империю Юань сотрясали китайские восстания и заговоры собственных генералов, корейская красавица волею судьбы и своей предприимчивостью взлетела из простых наложниц до уровня самой могущественной женщины того времени. Любивший её монгольский император позволял Ки вмешиваться в политику, и в конечном итоге чуть сам не стал жертвой её интриг. В последние десятилетия Юань на полях сражений юга Китая обильно лилась кровь, а тонкий фарфор дворцовых сервизов темнел от изощрённых ядов.
Монгольские летописи рассказывают о тех событиях глухо, словно сквозь зубы. Века спустя после падения Ханбалыка, позднее названного Пекином, авторы исторических сочинений, носившие в себе кровь Чингисхана, не любили живописать картины агонии империи, созданной их великим предком.
Совсем мало сведений монгольские рукописные книги сохранили об альковных тайнах императорского дворца. Но летописи и фольклор самого северного из монгольских народов - бурят хоринского племени - по какой-то причине именно этим интригам уделяли повышенное внимание.
Императрица Ки и буряты
Часть II. Ханбалык (Пекин) и эпоха заговоров
История прихода Тогон-Тэмура на трон Монгольской империи полна печальных событий. Те годы отличались всесилием гвардейских военачальников и придворных клик, тогда как императоры гибли как мухи, едва просидев с титулом считанные годы, а то и месяцы. В стране правили и грызлись между собой группировки во главе с влиятельными монголами разных племён, кипчаками, выходцами из Средней Азии и даже с Кавказа.
Тогон-Тэмуру в детстве пришлось отправиться подальше от Ханбалыка в Корею. Отсутствие в столице лишнего претендента позволяло хоть немного успокоить различные партии, постоянно находившиеся в поиске очередного марионеточного хана. Вероятно в корейской ссылке будущий император успел присмотреться к местной культуре и впоследствии это как-то способствовало тому, что он обратил внимание именно на корейскую наложницу. Однако сведений о его знакомстве с Ки в то время у нас нет, как бы не хотели того авторы сценария знаменитой дорамы "Императрица Ки".
Сериал был прав в другом. Могущественные канцлеры с ранних лет внушили Тогон-Тэмуру ужас перед их властью. Добравшийся до престола не личными заслугами, а стечением обстоятельств, этот чингисид ещё долго был вынужден считаться с Эл-Тэмуром, потом - с Баяном, потом - с Тогто. В конечном итоге он пережил их всех и по навету очередных придворных интриганов избавился от Тогто, не зная, что тем лишит свою династию последней надежды.
Здесь немного отвлечёмся и взглянем на Тогто, этого паладина Юань, после которого империя уже не знала столь одарённых и влиятельных политических деятелей. В дораме "Императрица Ки" Тогто (в фильме почему-то назван Талтал) был самым популярным персонажем у женщин-зрительниц. Канцлер Баян правил империей умом Тогто, а затем его полководческими талантами империя чуть было не справилась с китайскими восстаниями.
В дни, когда администрация императора в тайне готовила отставку всесильного Баяна, Тогто был близок к кругу Тогон-Тэмура и Ки. Быть может, он даже сочувствовал идее отставки (а то и принимал участие в подготовке этого свержения, как это обыграно в дораме). В ту пору он не мог знать, что когда-то двор решит и его сместить подобным способом.
Как бы то ни было, хорошие отношения Тогто с императрицей Ки и её сыном Аюшридарой в период его могущества подтверждаются в источниках. С наследным принцем (хун-тайджи) он был близок настолько, что по некоторым сведениям тот жил у него в детстве. Если так, то умный политик не мог не знать о попытке Ки привести на трон Аюшридару при ещё живом отце, императоре Тогон-Тэмуре.
Здесь начинается сюжет о конфликте наследнего принца с отцом. Сюжет, имеющий до странности великую популярность в бурятских летописях и фольклоре. Вопрос о том, имеется ли тут связь с биографией Аюшридары и его матери, предприимчивой кореянки, является для нас куда более важным, чем сходство сюжетов о возрождении заброшенных городов, рассмотренных в первой части. Одно это побуждает со всей внимательностью приглядеться к тому, что творилось вокруг хун-тайджи и престола империи. Чуть ниже мы вернёмся к бурятским материалам, а пока посмотрим, что происходило в Юань.
Мы не пытаемся детально исследовать все попытки кореянки и её партии совершить переворот. Возможно, было две такие попытки, а может и больше. Но у нас нет точных данных о роли Тогто в первой из них.
Тогто уверенно проводил масштабные финансовые операции, экономические проекты и строительство гидротехнических сооружений. Ки не оставалась в стороне и её личные средства в те годы росли впечатляющими для бывшей захудалой дворянки темпами.
Тогто был близок к её сыну и на закате своего могущества вспоминал о нём, но хун-тайджи не смог, или не захотел, защитить его.
Здесь кроется масса любопытных деталей, которые пока не доступны нам, но есть предположения, что первая попытка Ки посадить Аюшридару на трон империи датируется либо временем падения Тогто, либо чуть более ранним периодом. Известно, что попытка провалилась, что Тогон-Тэмур простил и сына, и супругу, но последние, вероятно, не простили Тогто. Кто знает, быть может этот монгольский паладин при всей близости к принцу не поддержал идею переворота в его пользу.
Тогто многое сделал для того, чтобы император перестал быть игрушкой в руках великих канцлеров и влиятельных полководцев. Когда двор изумил Баяна приказом об отставке, тот был всего лишь на охоте. Но Тогто имел под рукой огромную действующую армию, успешно воевавшую с повстанцами. Получение пакета из дворца никого не обмануло. Ближайшие к Тогто командиры рекомендовали не вскрывать письмо, но тот заявил, что не ослушается императора. Он сам огласил указ о собственной отставке и отправился в ссылку, где его позднее нагнал следующий пакет с требованием покончить с собой.
Отзыв Тогто с фронта развалил армию в рекордные сроки и с этого момента уже ничто не могло спасти для Юань богатый китайский юг. В то же время на севере монголы увлеклись интригами и даже разыграли прелюдию к падению столицы.
В 1364 конфликт между монгольскими группировками привёл к тому, что одна из них захватила Ханбалык (Пекин) и Ки оказалась в её руках. Считается, что лидеры этой партии ориентировались на Тогон-Тэмура и были противниками корейской интриганки и принца-полукровки. Аюшридара бежал из столицы к верным ему полководцам и с их помощью затем вернулся. Планы Ки, тем не менее, в ту пору не осуществились, и шаткое положение двоевластия отца и сына сохранилось почти до конца правления Юань в Китае.
Войска и гвардия, а также влиятельные военачальники, поддерживали то хана, то Аюшридару, понимая, что тот рано или поздно возглавит империю. Других сыновей у Тогон-Тэмура долго не было. Ребёнок от монголки Баян умер в детстве, а сын кореянки показывал определённые способности. Между тем, его отец ещё не был стар и дряхл, но с юных лет не отличался талантами государственного лидера. Так и получилось, что в империи сложилось два центра силы, к которым временами примыкали различные партии военачальников и сановников.
В летописях и преданиях бурят-хоринцев сюжет о восстании и бегстве наследного принца является ключевым, с него ведётся отчёт существования самого этого племени. До того они считаются частью большого народа потомков Хоридоя и небесной богини, слетевшей на землю в лебедином облике. Основная масса этого народа признаётся оставшейся "на юго-востоке" (частично "потерянной на западном берегу Байкала"), тогда как нынешние хоринцы это потомки людей хун-тайджи.
Посмотрим, как так получилось. Более ранние версии показывают, что некий правитель при женитьбе своего сына выделил ему группу людей из числа своих подданных. Т.е. было проведено что-то вроде развёрстки. Эти люди были организованы в 10 (или 11) родов, позднее ушедшие в Бурятию и ставшие самым большим из бурятских племён. Сам принцип отбора и формирования этой группировки назван инджу.
В те времена этот термин означал вовсе не только приданое невесты, как в современных монгольских языках. Так назывались войска, выделяемые принцам, отправляющимися на завоевание и колонизацию новых земель. Например, вот как в летописи описана развёрстка и организация людей для похода Хулагу на Иран и Ирак:
«…из всех прочих войск, – из тех, что принадлежали, роду Екэ-нойона, и из тех, какие принадлежали другим царевичам, – выделить с каждого десятка по два человека, не входящих в счет [войска], дабы не уменьшилось основное его число, и все отдать в инджу Хулагу-хану, чтобы он отправился в те владения и обосновался там, а когда завоюет [те места], то страна вместе с войском будет принадлежать ему и его детям».
В ранних бурятских источниках инджу в виде войска было выделено принцу (Дай-хун-тайджи) его отцом. Позднее всё было перепутано и авторы описывали событие, исходя из современного им значения слова, т.е. они посчитали, что 10 (или 11) родов племени хори были собраны как приданое для Бальжин-хатан (теоретически могло быть и так тоже, просто настораживает, что эта версия появляется лишь в 19 веке). Для нашей темы нюанс пока не очень важен, просто запомним его.
Важнее другое. Бурятские источники на удивление часто расписывают интриги при дворе, причём с альковными мотивами. Например, рассказывают, что правитель по имени Бубэй (бур. Бγγбэй) имел сына Дай-хун-тайджи. Тот женился на Бальжин. И вот тут версии кардинально расходятся.
Часть источников относит событие к концу 16 века и называет Бальжин родственницей последнего формального всемонгольского хана Лигдана. В других публикациях мы покажем, что это очень перспективная версия, но у нас сейчас стоит цель выявить сюжет, восходящий к событиям за 200 лет до союза предков хоринцев и Чахарского ханства Лигдана. Бурятский материал предоставляет такую возможность.
Один из сюжетов о Бальжин называет её дочерью Тогон-Тэмура! Это вплотную приближает нас к той эпохе, в которой Олджей-хутуг, она же Ки, плела заговоры в пользу своего сына, принца Аюшридары. Да, бурятский сюжет не говорит о Бальжин, как о супруге монгольского императора, но следующий мотив объясняет почему так.
Согласно бурятским источникам сам загадочный правитель Бубэй в пожилом возрасте женился на молодой принцессе, и она - внимание - была дочерью корейского короля. Конфликт происходит из-за того, что кореянка ("мачеха") возненавидела Бальжин. Той приходится подбить Дай-хун-тайджи на восстание, и они вместе с хоринским инджу уходят на северо-запад. Там их настигает погоня, причём яростнее всего солдаты Бубэя ищут Бальжин. В этом месте снова происходит развилка версий.
По одним версиям погоня ловит и принца, и Бальжин, и большую часть их людей. По другим - повстанцы лавируют, но хатан говорит своим людям, что войска правителя идут именно за ней и, получив её, оставят хоринцев в покое. Она сдаётся и её убивают жестоким способом, причём в одном из описаний говорится, что её заставили нести на плечах седло и так она будто бы прошла пешком до предместий Пекина (бур. Бээжин хото). Там, недалеко от столицы Юань, её и казнили, рассказывает предание, записанное выдающимся учёным Ц. Жамцарано от одного из последних крупных шаманов бурят-хоринцев.
Смерть сделала её героиней у бурят. Не сам заговор и восстание, причины которого в народной памяти почти забылись, а жертва женщины ради своих людей. Есть вариант, по которому от погони спасается и её супруг Дай-хун-тайджи.
На первый взгляд, во всём перечисленном странновато выглядит тот факт, что кореянкой называют соперницу Бальжин, но такое случается в фольклоре. Например, ряд источников считает, что наследный принц был соблазнён молодой корейской принцессой и это якобы стало отправной точкой для смертельной вражды между ней и Бальжин. Т.е. тут образ мог претерпеть инверсию, пройдя через совмещение сюжетов двух разных эпох - поздней Юань и периода правления Лигдана.
В известной биографии Ки - Олджий та наоборот оказалась в роли молодой корейской соблазнительницы недавно воцарившегося Тогон-Тэмура. За что и была ненавидима первой супругой императора - властной Данашири, дочерью всесильного канцлера Эль-Тэмура. Известны рассказы об унижениях и даже побоях, вынесенных наложницей от императрицы.
Путь Олджий из рода Ки к вершинам власти был очень тернист на первых порах. Зато её подъём, как пишут некоторые исследователи, вызвал определённую волну моды на корейское среди монгольской знати.
Сами корейцы не считались в Юань привилегированным населением в отличие от монголов, тюрков и тибетцев. Однако феномен Ки привёл к тому, что следящие за модой юаньские вельможи постарались обзавестись корейскими жёнами и поварами. Даже в бурятских сюжетах этот нюанс нашёл отражение. Супруга Бубэя была не единственной кореянкой, известной бурятам.
В другом сюжете, косвенно связанном с историей Бальжин, говорится о том, что в государстве был выдающийся военачальник по имени Абагалдай. Он славился своей красотой и воинским искусством. И он тоже был женат на корейской принцессе, причём в этой версии адюльтер случился именно с ним.
Сестрой его жены была будто бы та самая супруга Бубэя, и с ней-то Абагалдай и завёл роман. Законная его жена подняла возмущение и, взяв 15 семейств и мужа, убежала далеко на северо-запад, на Ангару, где своего благоверного убила. (Хотя логичнее было бы ожидать, что она сначала совершила убийство, а затем с верными людьми сбежала от наказания.) Великий военачальник по смерти своей стал очень известным шаманским онгоном (духом), причём жертву ему приносят табаком.
О том, как буряты познакомились с табакокурением мы рассказывали подробно. Данный мотив относительно ясно даёт нам понять, что основной корпус сюжетов об Абагалдае сложился в конце 16 века, когда японцы опустошали Корею, а предки хоринских бурят конфликтовали с маньчжурами. Тем не менее, здесь, как и во многих других случаях под слоем новых красок обнаруживается более старый след.
Считается, что отец Абагалдая был правителем на острове в тёплом океане на юго-восточной стороне. Первое, что приходит в голову при столкновении с такой информацией, это остров Чеджу. Одна из тех немногих территорий Кореи, что была полностью оккупирована монголами в эпоху Юань.
К 16 веку там, разумеется, уже не было монгольской администрации, хотя своеобразие чеджуского диалекта корейского сохранилось и по сей день. Любой монгол может легко распознать, например, в выражении караморинь своё родное хара морин "чёрная лошадь". И подобных следов юаньской эпохи на Чеджу хватает. В последующих публикациях мы расскажем об этом гораздо подробнее.
Сейчас подведём предварительные итоги. Начав с выявления сходства преданий о возрождении заброшенных городов с историей бегства Тогон-Тэмура в первой части, мы приходим к тому, что в корпусе бурятских сюжетов о Бальжин обнаруживаются и другие мотивы, связанные с эпохой Юань. В географическом плане мы впервые вышли к прямым упоминаниям Пекина, Кореи и даже острова на юго-востоке. В плане сходства сюжетных поворотов мы увидели наличие и чрезвычайную значимость для бурят-хоринцев истории восстания некоего наследного принца.
С другой стороны мы столкнулись с феноменом инверсии, когда фольклорные мотивы могут превращаться в свою противоположность. Явления народная память сохраняет, а вот конкретные обстоятельства может путать. Как явление мы выделили наличие в обществе тесных связей с Кореей, вплоть до браков высшей знати. Мотивы корейских жён и неких "корейских королей" в бурятских письменных памятниках и в фольклоре на диво популярны. Да, часть этих мотивов связана с недавней историей, с делами 16 века, но некоторые из них сложно объяснить только событиями позднего средневековья. Следы блистательной эпохи Юань проглядывают достаточно ярко.
Д.В. Цыбикдоржиев
Читайте в следующей статье о том, как буряты получили привилегии от юаньского императора, что с ними стало после падения Пекина, и где, кроме Бурятии, сохранились предания о гордой царице: