Продолжение, первая часть - Обоо - пирамиды Центральной Азии
Продолжая очерк о малых формах бурятской буддийской архитектуры нельзя пройти мимо таких важных в культовой практике бурят сооружениях, как субурганы, мунханы, жалсаны, а также сэргэ. Если бурятская архитектура и так не избалована вниманием исследователей, то малые формы, можно сказать, едва описаны, а сведения по ним совершенно не систематизированы в науке. Это серьезный пробел, помимо прочего имеющий своим следствием еще и тот факт, что семиотические исследования традиционной культуры бурят обычно базируются в основном на этнографических материалах шаманизма. Между тем, обрядовая практика бурят-буддистов сохраняет в себе массу элементов, восходящих к добуддийским пластам материальной и духовной культур.
Субурганы у бурят
В последние годы на обоо стали возводить субурганы, сложенные из кирпича. Субурганы в конечном итоге стали исполнять почти те же функции, что и обоо. Эта тенденция отнюдь не преобладала, но теперь ее можно встретить в разных уголках Бурятии.
Бурятские субурганы в абсолютном большинстве случаев конструктивно не отличались от образцов из других центральноазиатских регионов. Сведений о каких-либо уникальных для бурятской традиции типов таких сооружений найти пока не удалось. Единственное, что хотелось бы отметить, это склонность бурят строить субурганы при помощи тех же техник, что использовали буддисты Центрального Тибета и Халхи, где дерево являлось сравнительно дефицитным материалом. В Бурятии, где в 18-19 веках дерева еще хватало в избытке, по каким-то причинам не пошли вслед за восточнотибетской традицией, активно использовавшей дерево и срубные конструкции. В Кхаме до недавних пор даже субурганы (чортен'ы) иногда строили в виде поставленных друг на друга уменьшающихся кверху срубных кубических объемов, хотя нередки были и смешанные типы, например, четырехстенные срубы на большем по размеру каменном кубе. В этом типе бревенчатые стенки не штукатурились, шпиль делался также из дерева. Буряты же при любой возможности старались следовать за образцами Центрального Тибета, воспринимая восточнотибетский опыт (который, вряд ли был им неизвестен) лишь вынужденным отступлением от канона.
Мунхан (бумхан) - хранилище тайн
В отдельных местах при старых обоо были сооружены мунхан’ы (в русскоязычных текстах сейчас преобладает монгольский вариант термина - бумхан), небольшие домики для хранения атрибутики. Традиционно во время тахилган’ов использовалось много старинного оружия и доспехов, вооружение накапливалось и хранилось в таких постройках. Кроме того, некоторые предметы считались, а возможно и были, раритетами, которыми владели герои, ставшие эжинами обоо. В Бурятии мунхан’ы строили двух основных типов – бревенчатые срубы и дощатые домики. Первые преобладали в горных районах – Тунке и Оке, а вторые были почти повсеместны, причем иногда строились на сваях.
Современный бурятский мунхан в Кяхтинском районе. Фото: администрация МО Кяхтинский район
Свайные мунхан’ы напоминают о прежних добуддийских культовых конструкциях, таких как аранга, помост на сваях для захоронения военных предводителей, черных шаманов и лиц, убитых молнией. Эта особенность также свойственна дагурским «домикам для божеств» барканы гэр или тарт, ставящихся рядом с жилым домом. Удивительно похож на тарт и домик на сваях, построенный возле угла переднего фасада главного храма Гэгэтуйского дацана. На том же месте у первого цогчен-дугана Цонгольского монастыря также стоял домик, но он уже не на сваях. Эти маленькие здания находятся, как правило, у юго-западного угла главного храма.
У юго-восточных углов главных храмов на высоких столбах устраивали открытые помосты, с которых возвещали о начале богослужений. Особенно распространены они были в Халхе, но их можно видеть и у бурятских цогченов, например, высокий помост, почти достигавший высоты второго этажа, находился у Бырцуйского главного храма. Функционально свайные домики и помосты явно не совпадают, их происхождение предстоит еще исследовать.
Любопытная традиция свайных сооружений на бурятских культовых объектах, к сожалению совершенно не изучена, можно сказать и не описана. Материала на эту тему настолько мало, что пока трудно даже судить, в какое время она сошла на нет.
На фото подавляющего большинства главных храмов бурятских монастырей никаких домиков на сваях нет, очевидно актуальность таких сооружений терялась. Однако некоторые моменты наталкивают на мысль, что в прошлом роль подобных конструкций была намного выше нежели помещение для хранения атрибутики. Свая семантически близка столбу (или шесту) в поздней обрядовой практике.
Сэргэ и знамя
По сведениям Г.Д. Нацова для проведения общественных тахилгаан’ов на популярном обоо горы Адагалиг в тринадцати шагах от пирамиды вкапывали четыре высоких столба, во время обряда на них натягивали шатер из желтой ткани.
«Вокруг шатра втыкали 13 больших бадан, 13 больших жалсан, а также 13 малых бадан-жалсан. К юго-западному столбу привязывали длинногривого коня белой масти в полной сбруе».
Шатер, судя по описанию, использовался отнюдь не для размещения лам или знати, как можно было бы ожидать. Те и другие рассаживались рядом, ламы – лицом к шатру. Жертвенное угощение ставилось перед шатром. Рядом с привязанным конем становился изображающий эжина горы вооруженный человек в маске и в доспехах.
В материалах Н.Б. Дашиевой есть описание обряда, в котором четыре шеста устанавливали вокруг обоо и соединяли веревками с привязанными дарсаг’ами. Здесь, если описание абсолютно точно передает расположение столбов, снова видно сближение опор с самим объектом культа. В обоих примерах, особенно в первом, функция шатра или четырех столбов кардинально далека от сугубо утилитарной, сооружение явно символизирует дом или иное помещение самого обожествленного героя, и этим помещением в древности мог быть погребальный помост на четырех сваях аранга. С другой стороны функционально столб шатра сближается и с бурятской коновязью типа сэргэ. Надо сказать, именно сэргэ у западных бурят, населяющих районы вблизи Байкала, в какой-то степени сближается с обоо по частоте использования для маркирования священных объектов.
Сэргэ по-бурятски дословно означает «коновязь», конструктивно же представляет собой деревянный столб с конусовидной заостренной верхушкой. Типов сэргэ существует несколько, на чем мы не будем сейчас останавливаться. В бурятской обрядовой традиции вообще столб (свая, деревянная колонна) занимает важное место, служа вместилищем «громовых стрел», священной коновязью, опорой для погребального помоста. Такого рода столб с привязанными по бурятскому обычаю конскими волосами, вероятно, является одним из древних прототипов средневековых монгольских знамен-туг’ов. C древними знаменами такого типа особенно сближаются жалсан’ы, нередко сооружавшиеся из цельного ствола лиственницы, как например большой жалсан в Тунке, установленный ламами в 1919 году.
Жалсан, установленный в 1919 г. в Тунке, в местности Бурхан Баабай. Уничтожен в 2000-х годах. Фото Д. Гармаева
Кроме того, похожа на сэргэ такая распространенная в монастырях Халхи конструкция как тахийлын модо, высокая деревянная мачта. Они всегда были парными, на одной из них крепился сосуд с благовониями, на другой – фонарь с лампадой. В будущем имеет смысл обратить внимание на подобные сооружения; нельзя исключить, что они являются развитием или переосмыслением каких-то старинных традиций.
В целом генетические аспекты сходства свайных мунхан’ов и культа обоо можно рассматривать и через призму тех типов объектов, которые сочетают в себе различные признаки. Например, в горной Оке мунхан типа бревенчатого сруба обкладывается камнями по периметру до высоты примерно в метр, в некоторых обоо камни кладутся даже на перекрытии в виде конической насыпи, т.е. по большому счету это выглядит как недостроенное каменное обоо со срубом в основании. Внутри такого сруба находится камень с вырезанной буддийской молитвой «Ом мани падмэ хум». В дальнейшей, уже не прямой, линии преемственности можно упомянуть такой факт, как преобразование Зугалайского мунхан’а в сумэ, вокруг которого в свою очередь вырос монастырь.
Ранние образцы архитектуры малых форм стали важным этапом процесса упрочения позиций буддизма среди бурят. На первых порах они послужили мостиком между старыми языческими и шаманскими культами, демонстрировали потенциал преемственности традиций. В дальнейшем обоо, мунхан'ы и другие сооружения развивались в русле собственно бурятского буддизма и, надо признать, именно им выпала судьба стать для бурятских буддистов почти единственными культовыми архитектурными объектами в мрачную эпоху советского воинствующего атеизма.
Обряды на обоо тайно проводились на протяжении всех лет советской власти, а спрятанные в труднодоступных местах мунхан’ы посещались наиболее твердыми в своей вере людьми, взявшими на себя ответственность за сохранность культовой атрибутики. Такие факты должны помочь в преодолении сложившейся недооценки значения некоторых элементов буддийской культуры.
Дорж Цыбикдоржиев
